Связаться со мной можно следующим образом:

главная   -   статьи и видео   -   Иннокентий Смоктуновский: Голос за кадром. Работы на радио. Часть 2.

Иннокентий Смоктуновский: Голос за кадром. Работы на радио. Часть 2.

Александр Свободин: Смоктуновский дублировал на русский язык вышедшие в наш прокат в 1977 году «Король в Нью-Йорке» и «Огни рампы». Мягкий чаплиновский сарказм, наивность и грусть, ирония, смешанная с добротой, смех и страдание — все это сумел передать Смоктуновский, найдя убеждающую интонацию и тембр незадачливого короля и умирающего клоуна. Голос классика нового искусства отныне будет ассоциироваться у нас с его голосом, с его стилем озвучивания текста.


«Время добрых надежд». Предисловие, с. 28

Елена Арабова: Еще не видя «Короля в Нью-Йорке» и не слыша ни разу Чаплина, я начала прикидывать, кто же заменит его голос в русском варианте. Нужен был, безусловно, крупный артист, но не «заигранный» по другим дубляжам. Я не хочу сейчас даже перечислять всех наших знаменитостей, о которых сама думала и которых мне предлагали. Потому что при первом же просмотре фильма поняла, чей голос нужен. И впоследствии ни разу не усомнилась в своем решении, не пожалела о нем. По-моему, Иннокентий Смоктуновский прекрасно справился с этой работой - озвучивание текста.

Сейчас, когда меня спрашивают, почему выбор пал именно на него, я затрудняюсь ответить.

Смоктуновский работал одержимо. И вся актерская группа тянулась за ним. Подчас он замечал чужую фальшь раньше режиссеров.

— Я не хочу просто дублировать, копируя голос, — все время подчеркивал Иннокентий Михайлович, — хочу органически слиться с чаплиновским героем и, перевоплотившись, сделать достойный русский вариант.

Доходило до курьезов. Так, к концу работы над первой лентой многие работники студии вполне серьезно утверждали, что Смоктуновский стал внешне очень похож на Чаплина. Впрочем, возможно, в их словах и была доля истины...


Е. Таратута. «Чарли Чаплин говорит по-русски». — «Московский комсомолец», 9 октября 1976 г.

Иннокентий Смоктуновский: Фильмы Чаплина неотрывны от детства, отрочества и юности моих сверстников. Помню, как самозабвенно мы их смотрели впервые. Понимали: это чудо создал реальный человек. И все равно воспринимали происходящее на экране как наваждение, как сказку, с которой не хотелось расставаться. А какой хохот царил в зрительном зале, когда показывали «Огни большого города», «Новые времена», «Золотую лихорадку»! Но, буквально надсаживаясь от смеха, мы порой и плакали, жалея «маленького человека» с большим сердцем.

И когда представилась столь редкая возможность делать запись мужского голоса - Чаплина, я согласился не раздумывая. На первую пробу шел охотно, радостно, но с тревогой. И — не получилось.

Не вышло ничего и во второй раз. Пожалуй, только уверенность режиссера дубляжа Елены Арабовой заставила тогда одолеть собственные сомнения, поверить, что Чаплин может говорить моим голосом.

Слово «дубляж» с нашей работой как-то не вязалось. Просто мы старались помочь герою Чаплина заговорить на русском языке. И еще очень хотели передать зрителям наше преклонение перед искусством замечательного артиста. И все это было совсем не просто.

Я знаю английский. И на первых просмотрах пришел в восторг от диалогов героев — эксцентричных, живых, искрящихся весельем.

Это было поразительно, потому что в знакомых с детства чаплиновских фильмах разговаривали чаще всего мимикой и жестами. Но как заставить действующих лиц освоить чужой язык?

Подстрочный перевод тут не годился. И не только потому, что звучащий русский текст не совпадал бы с движением губ актеров на экране. Подстрочник не мог передать удивительную поэтичность оригинала, особую чаплиновскую недосказанность. Вместе с режиссером и редактором мы по многу раз возвращали на экран один и тот же эпизод, чтобы из разных вариантов текста выбрать лучший. А вместе с нами трудились звукооператор, монтажер, переводчик, укладчик текста, актеры...


«Вечерняя Москва», 22 ноября 1976 г.


 
Смоктуновский озвучка

Эмиль Верник: Личность Смоктуновского столь многогранна, поле его деятельности столь велико, что, описывая часть его творческой жизни — работу на радио, — невольно сталкиваешься с желанием выйти за рамки чисто радийной его деятельности.

Первый раз я пригласил И. Смоктуновского в 1976 году прочесть на радио рассказ Нодара Думбадзе «Память». Уже при первой встрече я ощутил, что рядом со мной человек необычный, причем во всем: в манере говорить, в доброй улыбке, в мягкой, по-особому тихой манере общения.

Рассказ ему понравился, и он очень волновался, какой «ключик» к нему подобрать. Смоктуновский был такой по-детски открытый, наивный, с ним, повторяю, было так легко, что у нас почти сразу же сложились добрые, дружеские отношения.

К замечаниям И. М. всегда относился исключительно внимательно, просил записывать дубли дикторского голоса и часто спрашивал: «Ну а теперь хорошо? Нет, нет, ты не стесняйся, я повторю еще раз».

Должен сказать, что записывать его было непросто: он часто запинался, переговаривал, возвращался к началу того или иного куска, и монтировать его, выбрать наилучший вариант бывало довольно трудно, да к тому же в вариантах он читал по-разному, и это еще более усложняло монтаж, но зато когда запись была отмонтирована, вычищена, как мы говорим, какое наслаждение доставлял он всем работавшим с ним — режиссерам, звукорежиссерам, операторам, редакторам и, конечно же, радиослушателям. Много писем приходило на каждую его новую запись. На многие письма отвечал он сам. У нас даже была специальная передача «Встреча с И. М. Смоктуновским» (по письмам радиослушателей).

Мне посчастливилось довольно часто с ним общаться. Мы сдружились. Понимали хорошо друг друга, находили много общего и в искусстве, и в жизни. О себе он говорил, что бывает подчас злым, нетерпимым. Возможно, я бы добавил, иногда излишне нервным в работе, весьма привередливым. Однако он всегда внимательно выслушивал замечания, сам очень придирался к своим записям, никогда не ограничивал времени в работе, не делал скидок, не знал усталости.

Радио открывало новые грани таланта Смоктуновского, позволяло ему делать то, что он не всегда мог или не успевал сделать в театре или в кино, создавая как бы театр одного актера.

Мы делились друг с другом своими радостями-проблемами. Иннокентий Михайлович очень любил своих детей, много в них вкладывал, мечтал, чтобы жизнь их была деятельной, «трудолюбезной» (это определение дочки Маши), полезной людям, и очень трогательно, я бы сказал — нежно, всегда говорил о жене...

В 1982 году я ставил на радио пьесу А. Мишарина «Старая любовь» и пригласил Смоктуновского на роль чудаковатого, странного, но очень душевного человека Цаплина. И. М. работал увлеченно, наделил образ интересными звуковыми деталями, придавая своему герою жизненную достоверность.

О себе Смоктуновский говорил, что он «нестройный, но жадно смотрящий на мир человек». И это очень соответствовало образу Цаплина.

Иннокентий Михайлович был по-детски наивным, легкоранимым человеком. Как сейчас вижу его чудесные лучистые голубые глаза, тонкие красивые пальцы, слышу голос. Неповторимый дикторский голос, с удивительными переходами от грудного регистра, размеренного, баритонального к теноровому. Ему была присуща его, Смоктуновского, скороговорка, в которой все было ясно, понятно каждое слово. А ведь бытовало в 60-е годы мнение, что Смоктуновскому в театре трудно, что голос его негромок, не на зал, что все очарование его игры в тонких деталях, которые не видны, не ощутимы на большом расстоянии, что он зависит от вдохновения. Помню, как в Малом театре на спектакле «Царь Федор Иоаннович» я сидел ряду в двенадцатом и Смоктуновскому вдруг во время действия грубо закричали: «Громче, не слышно»... Было ужасно больно и стыдно за зрителей. На радио же каждый нюанс, прожитый Смоктуновским, доходил всегда, каждый его вздох заставлял сопереживать. Как он глубоко понимал сущность работы у микрофона — этого точного анализатора подлинности, органичности, правды, моментально фиксирующего ложь и фальшь.

Иннокентий Михайлович любил работать на радио, он неоднократно отмечал и высоко ценил сложную, кропотливую, для многих незаметную работу режиссера радио.

Смоктуновского называли «интеллектуальным» актером. И это верно. Свидетельством тому могут служить беседы со зрителями. Они раскрывали Иннокентия Михайловича как умного, тонкого, интеллигентного человека.

Хочется сказать еще об одной черте Иннокентия Михайловича — о его безотказности. А ведь он был актером, имевшим право часто не соглашаться на предложения, выбирать. Думаю, что соглашался он из чисто дружеского отношения, ибо я иногда просил его просто выручить: сам факт его участия в литературной записи или даже в небольшой роли украшал любую передачу.

Почти после каждой встречи, когда запись его мужского голоса заканчивалась, я говорил ему: «Все, большое спасибо». Иннокентий Михайлович собирал в студии свои вещи, складывал текст и с неизменной стеснительной улыбкой входил в аппаратную со словами: «Ну как, ничего, получилось? А может, можно было лучше? Ну, вы посмотрите, если что не так, я обязательно приду переписать». Он так хотел, чтобы любая его работа на радио отвечала самым высоким меркам.

На радио Смоктуновский встречался с разными режиссерами и в литературно-драматическом вещании, и в детском, и в музыкальном. Его записи бережно хранятся в «Золотом фонде» радио. Это около пятидесяти произведений русской и зарубежной классики.


Рукопись

Продолжение следует...



запись диктора

© Илья Демьянов, 2006-2022
Я в социальных сетях: